Будучи начинающим психотерапевтом, работала в ОПБ. Консультировала все отделения, старалась работать со всеми сохранными пациентами. Коллеги попросили посмотреть пациентку 24-х лет с диагнозом: “F70.8 Умственная отсталость легкой степени», инвалид 1 группы. Мать настаивала “на работе с психологом”. Все специалисты, к которым она ранее обращалась, в помощи ей отказывали. Я согласилась, предварительно обговорив сессию – 10 сеансов с матерью (выраженная созависомость с дочерью, которую воспитывала с рождения сама)
Результат работы был положительным: у пациентки улучшилось настроение, поменялись некоторые иррациональные установки.
Перед тем, как встретиться с дочерью, проконсультировалась с психологом детского центра, работающей с детьми с поведенческими расстройствами, нарушенными социальными связями. Запрос матери – восстановлении дружелюбных взаимоотношений с дочерью. В период обострения у девушки возникали приступы агрессии, направленные на мать и бабушку. У моей будущей пациентки сформировалась установка, что очередная недобровольная госпитализация после одного из таких эпизодов вызвана нелюбовью к ней матери. Целью терапии была коррекция взаимоотношений с близкими.
Ольга (назовём так пациентку) легко пошла со мной на контакт, с удовольствием вместе с матерью приезжала на встречи. Производила впечатление вполне вменяемого 10-11 летнего ребёнка. Настораживало, что каждая встреча начиналась со “считалочки” одними и теми же словами, совершенно безэмоционально перечислялись все “страдания”, перенесённые ею во время пребывания в больнице. Все попытки прервать монолог или перейти на другие темы были бесполезны. В конце “выступления ” мне обязательно задавались вопросы, смысл которых сводился к тому, что именно я буду тем человеком, который всегда придёт на помощь и никогда не позволит обидеть её. Формально согласившись, а без этого двигаться дальше было невозможно, я начинала общение. С помощью вербальных методик, рекомендованных при консультации детским психологом, старалась перевести все запросы “к безопасности” на мать пациентки. Внушала ей, что именно мама поможет ей в сложных ситуациях, защитит её при угрозе жизни и здоровью. Ольга внешне соглашалась, но каждая последующая встреча снова начиналась по прежнему сценарию. К концу сессии ситуация несколько выровнялась, по словам матери отношения с дочерью улучшились, вспышки гнева и агрессии полностью прекратились.
Полной неожиданностью для меня стал полный раздражения и обиды телефонный звонок матери пациентки. Та сообщила мне, что у Ольги неожиданно возникла идея фикс, что она должна переехать ко мне жить и теперь я буду ей вместо матери. Ольга требовала срочно отвезти её ко мне жить. Истерику не удалось остановить до утра и мать настаивала на немедленной встрече.
После их приезда мне удалось успокоить пациентку. Договорились с ней о том, что я вынуждена уехать и всё то, что она ожидает от меня, будет выполнять её мать. Несмотря на относительно благополучный исход, женщина осталась крайне недовольной.
Для себя я сделала однозначный вывод: быть крайне избирательной в отборе пациентов с явной психической патологией для психотерапии и быть очень осторожной при любом контакте с такими больными.